Пенелопа и Франческа сидели от меня сбоку и препирались весь спектакль. Если одна говорила «черное», то другая утверждала «нет, белое». Наверно, если бы мне пришло в голову что-нибудь сказать, они дружно накинулись бы на меня.
Но правда состояла в том, что никто из Бичемов меня не замечал. Они не обратили бы на меня внимания даже в том случае, если бы я с голой задницей прошла в первый ряд. Я была для них невидимкой.
Ко мне сестры были равнодушны, однако это не мешало им злиться друг на друга. Наверно, поэтому миссис Бичем не захотела присоединиться к нам в антракте и что-нибудь выпить. Она предпочла сидеть на месте, как правящая королева. Вокруг нее суетились подхалимы всех мастей, и даже самые пожилые наклонялись, чтобы поцеловать ей руку.
Тем временем мне приходилось слушать сестер, которые ссорились из-за того, кто что заказывал.
— Это мой портвейн с лимоном! — настаивала Франческа.
— Я прекрасно слышала, что ты заказывала джин с тоником. — Пенелопа схватила портвейн.
— Сука! — Франческа взяла оставшийся бокал. — Ненавижу джин! И всю жизнь ненавидела.
— Очень странно. Марджери Мартин утверждает, что, когда праздновали ее тридцати пятилетие, вы с ее новым помощником жокея выдули все запасы джина. И что только это извиняет твое непростительное поведение.
Франческа чуть не поперхнулась джином.
— Думаешь, вас никто не видел? Вы ушли в середине десерта. На следующий день были скачки, и все только об этом и говорили. Что вы своими гимнастическими упражнениями до смерти напугали ее новую племенную кобылу.
— Мы ходили на конюшню, чтобы посмотреть на новую производительницу! — прорычала Франческа. — И потому что мне было необходимо подышать свежим воздухом! Если бы я просидела там еще минуту, слушая, как Марджери Мартин рассуждает об эмоциональных потребностях трехлетних детей, меня бы стошнило на глазах у всех собравшихся!
Она поздоровалась с проходившей мимо парой:
— Привет, Жаклин. Привет, Нил. Как дети? Вот и отлично. — Франческа повернулась к сестре: — А теперь послушай меня, злобная сучка! Если ты и дальше будешь распускать грязные сплетни обо мне и жокее Маргарет, то горько пожалеешь!
— А я думаю, что ты уже пожалела. Марджери говорит, что он не блещет в той области, которая тебя интересует.
У Франчески вытянулось лицо.
— Она так сказала?
— Да. И мы обе знаем, что речь шла не о скачках в Аскоте!
Пенелопа засмеялась собственной остроте.
— Ну ты, самодовольная зануда! Если вам с Джимом не надоедает есть из одной и той же торбы с овсом, которая висит у вас перед носом, это еще не значит, что ты имеешь право осуждать меня!
Пенелопа все еще смеялась.
— Скачки в Аскоте? — Она хихикнула. — А что, неплохо!
Когда я решила, что Франческа вот-вот побежит за своей плеткой, раздался звонок, возвещавший конец антракта.
На этот раз сестры сели по разные стороны от меня.
Грызня в антракте имела одно достоинство. До конца спектакля никто из них не вымолвил ни слова. Это позволило мне любоваться элегантным затылком миссис Бичем и ломать себе голову, как она умудрилась просидеть в кресле три часа и при этом не захотеть в туалет. Неужели в этой женщине есть что-то человеческое?
В такси она смотрела на меня так, словно была недовольна тем, что я сижу рядом, а не бегу за машиной, где мне самое место. Неужели Джерри всерьез пытался убедить меня, что когда-то она была хиппи? И даже умела смеяться?
Этот человек сбрендил.
Когда на следующее утро я спускалась завтракать, то слышала, что Рози поет на кухне.
— Энни, вам письмо! — сказала она, как только я спустилась в холл. — С такими красивыми марками. — Роза протянула мне конверт авиапочты. — Мой племянник собирает марки, — заявила она. — Просто трясется над ними.
— Угу… Сколько ему лет?
— В июне будет сорок.
— Я отдам их вам позже. — Я положила письмо на полку и налила себе кофе. В то утро мне было не до каких-то марок. Тем более что эти марки были кубинские и стоили намного меньше, чем само письмо.
— А вот я никогда не откладываю письма, — прозрачно намекнула Рози. — Может быть, там что-нибудь срочное. Сами знаете, важные новости не терпят промедления.
— У меня не бывает важных новостей. — Я положила в кофе сахар, а затем начала намазывать гренок маслом.
Но Рози не отставала.
— Когда-то все бывает впервые. Кто знает, а вдруг там приглашение куда-нибудь? — Она показала на конверт. — У одной моей знакомой письмо упало за шкаф, а она даже не знала об этом. И как вы думаете, что там было?
— Выигравший лотерейный билет? — Рози нравилось, когда с ней играли в «угадайку».
— Приглашение на свадьбу собственной сестры. А она так и не узнала об этом.
Я посмотрела на часы. Было без пяти восемь. Слишком рано для очередной ужасной истории.
— Так и не узнала, представляете? Она сама мне об этом говорила.
— Если бы она не узнала об этом, то и рассказать не смогла бы, — резонно заметила я.
— Ну, в конце концов она узнала. Но тогда уже было слишком поздно. Ее сестра уже умерла. От туберкулеза. Оба легких износились. Говорили, что они превратились в два куска черной кожи.
— Кто говорил?
— Соседи.
Она предложила мне на выбор абрикос или джем.
— Джем.
Рози стояла, прижав к фартуку горшочек с джемом. Я протянула руку.
— Спасибо. И когда же все это случилось? Во время Крымской войны, что ли?
— Нет, не во время войны. — Она отдала мне джем. — Впрочем, я могла бы рассказать вам одну ужасно грустную историю о том…
— Как во время войны кого-то убили невскрытым письмом?