Мы пытались не смотреть друг на друга, но это было невозможно, поскольку наши лица почти соприкасались. Толпа продолжала покачиваться и напирать.
Я пристыдила себя. Как можно питать грешные мысли, если ты только что вышел из церкви с поминальной службы? Но тут нас снова прижали друг к другу, и стало ясно, что о церкви Джерри думает меньше всего на свете.
Он прижался губами к моему уху.
— Хочешь еще?
Мы были так близко, что я могла бы пересчитать каждую щетинку, пробивавшуюся на его подбородке. А затем его губы оказались на уровне моих глаз. Он знал, чего я хочу. Явно не второй порции сода-виски.
Не знаю, кто из нас первым проявил инициативу, когда мы добрались до дома. По дороге мы вели себя сдержанно, но едва Джерри вставил ключ в замок, как наши губы слились и мы буквально ввалились в прихожую. Из открытой двери дуло, но нам было все равно. Его губы были такими нежными, твердыми и чудесными одновременно, что все остальное не имело значения. А язык имел вкус «Саузерн Комфорт», и это сводило меня с ума.
— Ох, Джерри… — Я раздвинула полы его рубашки и вздрогнула, увидев смотревшую на меня тонкую полоску темных волос. Но тут он снова поцеловал меня, и я забыла обо всем на свете. Даже если бы под его рубашкой скрывался тропический лес, какая разница?
— Энни… — простонал он, не отрываясь от моей шеи, и я почувствовала прикосновение его зубов. Ах, как сладко было прижиматься к его жаркому, сильному, вышедшему из повиновения телу…
Он пинком закрыл дверь, и мы целовались до тех пор, пока меня не охватило пламя.
Джерри начал расстегивать мою блузку. Его руки дрожали от нетерпения, были неловкими, неуклюжими, не могли справиться с пуговицами и действовали слишком медленно.
Я начала помогать ему. Но тут он перестал быть неуклюжим; его руки делали все как надо.
И я поняла, что нам будет хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.
А потом он сказал это слово. Прошептал его в перерыве между двумя жгучими поцелуями. Прошептал еле слышно. Но ошибиться было невозможно.
— Салли…
Я оттолкнула его. Ударила в грудь двумя сжатыми кулаками.
Изумленный, Джерри отлетел в сторону.
— Что? Что я сделал? Что-то не так?
— Что-то не так? — крикнула я, прикрывая грудь, заправляя блузку в юбку и решительно застегивая «молнию». Все было не так.
— Что случилось? — повторил он.
— Ты назвал меня Салли! — злобно выпалила я. — Что?
— Ублюдок! Ты назвал меня Салли!
— Неправда! Я сказал «Энни».
— Ты сказал «Салли» Думаешь, я не знаю, как меня зовут? Как ты смел назвать меня именем своей жены? — Ослабев от ярости, я схватила ремень сумки и пошла наверх, волоча ее за собой.
— Энни! — окликнул Джерри. Его голос был жалобным, как у брошенного ребенка.
Он и был ребенком. Ребенком-переростком, все еще звавшим свою жену-мамочку.
— Энни, прости меня.
— Слишком поздно, ублюдок! — крикнула я, дрожа от злости. Ну и от досады тоже.
— Все равно она моя бывшая жена! — яростно проревел он.
Я хлопнула дверью спальни так, что задрожал дом.
На следующее утро Джерри исчез. Единственным напоминанием о нем была записка, прикрепленная к холодильнику магнитом в виде банана.
«В восемь утра должен быть в Уиклоу. Один парнишка удрал из дома, чтобы присоединиться к борцам за охрану окружающей среды. Мать хочет, чтобы он вернулся и исправил отметки. Говорит, что заплатила уйму денег репетиторам по математике и не хочет, чтобы эти деньги пропали даром.
P.S. Я не называл тебя Салли».
Черта с два. Еще как называл…
Если он всегда вел себя так в подобных ситуациях, то поделом ему, что его жена сбежала с хлыщом. Какая женщина потерпит, если в разгар страсти ее называют чужим именем?
Нет, я не хотела, чтобы Джерри клялся мне в вечной любви. Но у меня еще оставалась гордость. Я собиралась ему отдаться, а он даже не помнил моего имени. Неужели я требовала от него слишком многого? Можно ли представить себе что-нибудь более унизительное? О господи, даже Ноэль помнил мое имя. А он был подонком из подонков.
Я была готова держать пари, что даже не умевший целоваться Джейми не забыл бы имя женщины, с которой собирался лечь в постель. Так же, как не забывал растягивать гласные на французский манер.
Неужели мужчине так трудно выговорить имя Энни?
— Я Энни! Энни, а не Салли! — провыла я в подушку и плакала до тех пор, пока не уснула.
Было уже шесть часов вечера, но в офис Джерри еще не вернулся. Я не жаждала видеть его. Нам обоим было бы неловко сидеть рядом и вспоминать события вчерашнего вечера. Но мне повезло. Появился предлог отвлечься.
Барни занимался делом о жестоком обращении с животными. Ему понадобилась папка из архива, а Сандра куда-то ее засунула. Этого человека обвиняли не в первый раз. Но все доказательства были в пропавшей папке: даты, имена свидетелей, даже несколько цветных фотографий несчастных животных. Без этой папки мерзавец отделался бы предупреждением, равносильным шлепку по рукам.
Даже Деклан, которому следовало устанавливать скрытую камеру в прибрежной гостинице, задержался и начал помогать нам искать проклятую папку.
Но в разгар поисков зазвонил телефон. Настырная мать беглого борца за охрану окружающей среды требовала, чтобы ее соединили с Джерри. Уже в пятый раз за день.
— Кажется, вам повезло, — сказала я ей. — Он только что вошел.
Я мысленно поблагодарила эту женщину за невольную помощь и передала трубку Джерри.
— Миссис Нэгл? Да, сделал. Да, он в порядке. Да. Нет. Советую набраться терпения. Терпения, миссис Нэгл. Ну, это трудный возраст. Да. С дулом у виска. Нет, у меня нет пистолета. Это была шутка. Согласен, не очень смешная. Завтра я еще раз поговорю с ним. Да. — Он положил трубку и чертыхнулся себе под нос.