— Что-то я не заметил, чтобы тебе хотелось уйти!
— Да, мне было весело.
— А я гожусь только на то, чтобы среди ночи везти тебя через весь город на такси, верно?
— Ах ты, ублюдок! — взвилась я. — Немедленно выпусти меня из машины! Я сама доберусь до дома!
— Извини, Энни. Извини. Простоя…
— Ревнуешь свою бывшую жену? Не можешь пережить, что она беременна? Джерри, ты разводишься. Твоя семейная жизнь кончилась. Несмотря на то, что ты продолжаешь носить это дурацкое кольцо, — не сдержалась я.
Джерри посмотрел на кольцо так, словно не понимал, как оно туда попало. Словно оно во мраке ночи забралось в его комнату и само вернулось на свое место.
— Ты ведь не думаешь, что я хочу с ней помириться? Да ни за что на свете! Меня волнуют только дети.
— Тогда почему ты так расстроился?
— Неужели ты не понимаешь, что это все меняет? Теперь у них будет семья. Этот хлыщ станет их отчимом.
— Ну и что в этом плохого? Дети нуждаются в семье. Это им на пользу. Они чувствуют себя в безопасности. Ощущают себя нужными.
— Это мои дети! — упрямо сказал он.
— Я тебя не понимаю. Разве ты не хочешь, чтобы они были счастливы?
— Я хочу, чтобы они помнили своего отца.
— Джерри, это зависит только от тебя. Звони им почаще. Проводи с ними воскресенья. Пусть они помнят тебя не только по газетным заголовкам.
— А что ты предлагаешь? Купить им щенка? — саркастически спросил он.
— Ну, держу пари, что щенок будет им интереснее, чем новорожденный братик или сестричка.
— Салли убьет меня. — Внезапно он рассмеялся.
— Ты же говорил, что тебе на нее наплевать.
— Хлыщ ненавидит животных.
— Вот и прекрасно!
Мы смеялись, пока машина не свернула на подъездную аллею. Нас прижало друг к другу; наши лица разделяло всего несколько сантиметров.
Джерри обнял меня.
И тут я вскрикнула так, что напугала шофера. От неожиданности бедняга въехал в живую изгородь так же, как это обычно делала Франческа.
— Стоп! Стоп! Отпусти меня!
— О боже, Энни! Было бы достаточно сказать «нет». Я просто хотел поцеловать тебя на прощание. — Джерри откинулся на спинку сиденья.
Но я вскрикнула совсем не поэтому. Меня напугало то, как выглядел дом.
— Выпустите меня. Скорее!
Машина заскрежетала тормозами и остановилась. Я бросила взгляд на дом, и у меня тут же свело живот.
— Что-то случилось!
Джерри глупо хлопал глазами; казалось, что он вдребезги пьян.
Я выпрыгнула из такси.
— Энни!
Парадная дверь была раскрыта. Настежь. И нигде не было ни искорки света. Дом тонул во тьме.
Не горели даже две лампы по бокам двери. Они включались автоматически, как только наступали сумерки. Выключить их вручную было нельзя. Разве что вырубив ток во всем районе.
Но уличные фонари продолжали гореть. И в соседнем доме светились окна.
Я пулей влетела в холл, слыша позади крики Джерри:
— Энни! Подожди, Энни!
Я нажала на ближайший выключатель. Свет не загорелся.
Я карабкалась по лестнице в кромешной тьме. Инстинкт гнал меня к спальне миссис Бичем. Я вела ладонью по стене; каждый шаг отдавался у меня в ступнях.
Дверь ее комнаты была распахнута. В спальне темно хоть глаз выколи. И откуда-то доносились очень страшные звуки.
Я в панике повернула обратно. На лестничной площадке стоял шкаф, где хранился фонарь. Набравшись храбрости, я включила его и осветила просторную спальню.
— О боже!
Казалось, по комнате пронесся вихрь. Мебель была перевернута, постель сброшена на пол, содержимое ящиков разбросано.
А в самом центре этого безобразия сидела миссис Бичем. Точнее, не сидела, а была привязана к единственному креслу, стоявшему прямо. Ее запястья и лодыжки были скручены толстой веревкой.
— О боже милосердный!
— Я в порядке, — твердила она, пока я пыталась развязать веревку, впившуюся в ее тонкие запястья. — Я в полном порядке.
Но ни о каком порядке не могло быть и речи. Это было видно даже в неверном свете фонаря. Ее лицо было белым как мел, глаза ввалились. Подол ее ночной рубашки был мокрым, а под креслом скопилась маленькая лужица. Пока я возилась с проклятой веревкой, эта лужица становилась все шире и шире.
— Джерри! Джерри! — завопила я во всю мочь. — Сюда! Скорее! Скорее, пожалуйста!
Какое счастье, что у меня оказался такой друг! Джерри протрезвел раньше, чем добрался до последней ступеньки, и тут же взялся за дело. Другой на его месте ударился бы в панику. Тем более что фонарь у нас был один на двоих и уступать его я не собиралась.
Наконец Джерри надоело со мной бороться:
— Энни, посвети сюда.
Ему хватило нескольких секунд, чтобы развязать миссис Бичем и вынуть ее из кресла. Когда мы вели ее к кровати, он заметил мокрую ночную рубашку и впервые за все это время замешкался.
— Энни…
— Распределительный щит под лестницей. Ты не мог бы им заняться? — Я отдала ему фонарь. — За нас можешь не волноваться.
Мои глаза начинали привыкать к темноте. И все же мне потребовалась уйма времени, чтобы на ощупь найти ей чистую ночную рубашку.
— Спасибо, Энни. — Возможно, это было сказано от души, но ее тон оставался таким же сухим, как обычно.
Свет загорелся тогда, когда я сняла с нее мокрую рубашку. Она инстинктивно прикрылась руками.
Джерри вернулся через несколько секунд. Он вынул из шкафа теплую шаль и набросил ее на плечи миссис Бичем, продолжая твердить, что она в полном порядке и что теперь все о'кей.
— Побудь с ней, — шепнул он мне.
Я тоже пыталась держаться уверенно, пока Джерри вызывал «Скорую помощь».
Таксист уже ехал к ближайшему полицейскому участку.